Лемкы все считалися добрыми славянами и на ділі они такыми были. За доказами, што лемкы были и остаются добрыми славянами, не треба борыкатися глубоко в истории, бо то доказуют приміры их діятельности и великой віры в русский Восток, и вірность традициям славянского братства и єдинства, котру каждый запримітит и памятат из многых приміров.

Помимо того, што полякы и словакы в краю являлися выше привилегиованными людьми, бо больше численны, то лемкы сживалися с ними як в найлучшой згоді. Нераз терпіли от них обиду за свою народность, но переносили то терпеливо, прощали обиду и скоро то забывали. Державны славянскы лидеры, котры относилися с просьбами до лемков, все озывалися словами “братья лемкы”. До послідной войны на Лемковині майже не было такых людей, котры бы ориентувалися на Запад, на Германию, як то было приміром меже украинцами в Восточной Галичині, меже поляками або и меже словаками. Идею ориентации на Запад лемкы откидували от себе яко ворожу, противну свойой нерушимой вірі в Восток. Аж в часі войны тота идея была принесена в горы и насильно накинена нашому народу украинскыми фашистскыми зайдами, котры при том старалися и вымордувати наш народ як найбольше могли.

Тут на емиграции лемкы поддержували активно кажду славянску акцию, а с основанием в Америкі Славянского Конгресса лемкы николи не были послідными со своими жертвами, даже не были близко послідных. Єсли лемкы не были первыми по свойой малочисленности, то все близко первых.

За свою вірность и за борьбу, котру они вели за побіду славянства, лемкы мали велике моральне право ожидати от славян ровного, людского и братского отношения. Они ожидали, што на свойой прадідной землі получат при славянах больше народной свободы, чым они могли мати на чужинецкой емиграции в Америкі або в другых неславянскйх краях. Но вмісто свободы, над лемками было проведене насильство, безпримірне даже в буржуазно-капиталистичных краинах.

Не лем для крайовых лемков, але и для нашой емиграции в Америкі беззаконне выселение лемков єсть болючым ударом бича по сердцу. Я виджу, як зарыдала вся наша емиграция в Америкі. Штобы найти розраду, рок тому я вышол в Канаду, што може там молодшы емигранты с лекшым сердцом принимают тот акт насильства, што може они мают на то даяке усправедливление. За короткий час я встрітил многых людей и передовых лидеров канадской емиграции, но ани оден не выразился похвально о насильном переселении лемков. Та не лем канадскы лемкы. Встрітил я там свого польского товариша: познали мы ся ище за мого побыту в Канаді. Разом мы машерували не раз в демонстрациях за хліб, за людске право. Не раз и не два с ним и другыми заставляли мы своими грудьми домы бідных родин, котрых приходили “козакы” выкидувати за неуплату ренту. Што за страшны и николи незабыты истории водилися, коли безроботну родину с дробными дітьми выкидали на улицу.

Коли усилиями всіх прогрессивных людей настала нова Польша, тот мой товариш вышол до краю, абы там помочи завести порядок и справедливость для робочого народа. Попал он там як раз в тоты часы, коли выселяли лемков, а понеже жил в Шимбарку, коло Горлиц, при дорогі, по котрой гнали лемков на выселение, то был свідком того насильства. И в бесіді со мнов говорил так:

— Виділи мы, брате, страшны истории тут, але страшна пригода, як выселяли лемков, для мене николи не буде забыта. Я отвертал в другу сторону своє лице, штобы не видіти караваны той перестрашенной бідноты, гнанной полициом в незнаны стороны. Рев худобы, котра сіпалася на стороны, босы діти, перестрашены жены, воєнны калікы, стягненны с лужка, йойк молитвы до неба о даяку помоч. Я и до днес не знам, чого тото было зроблено. Таж бандиты были не лем в лемковскых лісах, они были и по нашых польскых селах. В день были поцтивы граждане, в ночи бандиты. Я сам про них повернул в Канаду.

Тот польский товариш не был ниякий “наріканец”, якых много повертат с визиты в Польшу. Он дальше вірит в справедливость в Польші и бореся в робочых организациях, як боролся даколи. Но выселение лемков он держит за безправне и нелюдске.

Я, он и каждый из нас має дост приміров, што угнетение человіка на роботі по причині национальной або расовой отмінности має на ціли убити в нем человіческе достоинство и перемінити го в низкого раба. Уж и тут в нашой капиталистичной краині того стыдаются и по причині национальной ріжницы никого не выкидуют из його дома. Там не одиницу, а 60 тысяч людей выгнали не лем из дому, але и из их прадідного краю лем за то, што лемкы были отмінной, не польской народности.

Днеска, по двох роках послі выселения лемков, все ище находятся люде в Соєд. Штатах и Аргентині, котры ходят поза углы и додумуются вины на своих братьев:

— Та мусіла быти якаси причина, коли их выгнали...

Розумієся, што была, но уж бы час перестати высосувати из пальця ріжны причины, послі того, коли у нас єсть официальне заявление польской амбасады в Вашингтоні, в котром через необачность ци чистосердечно было сказано, што лемков выселили для того, абы из Польшы створити “монолитну” державу, то єсть державу без народных меньшинств. Я цілом душом и всім моим существом ненавиджу идею монолитности. Бо лем представме собі, што нас, емигрантскы группы тут в Америкі, жде, єсли бы тут объявили тоту монолитность и насильственно роскинули нас там, где мы не желаєме жити. Я ненавиджу таку “монолитность” державы ище с того часу, як там в Европі один “герой” объявил таку программу “монолитности” свойой державы: без поляков, єврейов и без всякых народных меньшинств. И коли он начал тоту программу проводити в жизнь, вышол так погано, што мы такой судьбы и собакі не жичили бы. Я не говорю имя того, кто первый вывюл тоту программу “монолитности”, но и так каждый порозуміє, откаль тота идея перенята. Я был и буду против нацистскых методов, без огляду ци они проявляются в открытом виді, ци под прикрытием робочого правительства.

Єсть ище другий тип людей, котры говорят, што на выселению всі лемкы “сыты”. Не знаю, ци всі сыты, и не знаю, ци всі ідят білый хліб, но виджу по их просьбах к Лемко-Союзу, што тот білый хліб им не дуже смакує, и велике большинство вернули бы ся в свои горы на перву вість о свободі вернутися. Однако ты, брате, коли ставишь полный жолудок на перве місце, то с тым ставишь и своє человіческе и национальне достоинство дуже низко, бо с того каждый честный человік выведе, што ты подобный живині, котра за полный жолудок продаст свою маму и отречеся свого родного краю. Такы характеры у нас на емиграции засвітилися и стратилися от свого народа.

В Канаді и в другых капиталистичных краинах мы страдали от економичного угнетения. Лемкы в краю пострадали от национального угнетения. С того видно, што при национальном угнетению и економична свобода не єсть мила, а при еконрмичном угнетению нациоцальне розвитие дуже марне. Мы надіялися, што в Польші обі тоты свободы будут розвиватися ровномірно. В Канаді я боролся за справедливость для отдільных родин против насильного выкидуваня из их домов, то и теперь я чувствую своим обовязком боротися против насильного выкинения из своих домов 60 тысяч лемков. Я знаю, што за заняту мном позицию в том вопросі найдеся дост такых, котры будут мою честь мазати и што за то мні прийдеся и пострадати не раз. Но я от свойой позиции не откажуся, бо коли я знаю, што борюся за народну правду и справедливость, моя совість остаєся чиста, а чиста совість то таке для мене велике богатство, котре я не заміню за ниякы обіцянкы ани не отдам под ниякыми угрозами. Я дальше вірю, што 60 тысячам лемков належится справедливость в славянской родині, до котрой мы взываме о помоч.