(Вечеріє. Бідна сельска хыжа на Лемковині. Ганя сама, одіта по роботному, бідно, але чысто. Крутится по хыжы, покаль не утишытся публика, як в галі утишытся почынат говорити):

Ганя: Мама собі пишли на отпуст до Высовы и уж третий день их ніт, няньо будує православну часовню, а ты газдуй, грызся и вар вечерю. Та жебы то было хоц што варити, але кромі той бандуркы ніт ничого дома. А хоц бы до той бандуркы была лыжка молока, та ніт. Не лем молока, але и соли в хыжы ніт. Назберала-м малин, взяла-м пару грошы, та мама на отпуст взяли и гроша дома ніт, соли купити ніт зашто. А ту податок не заплаченый, у шолтыса долг, процент не заплаченый, як приде екзекутор, то не лем нам вшытко забере, але гнет нас и с хыжы выженут . . . Тепер уж нам тоту остатню корову заберут за податкы, а як шолтысови долг не отдаме до рока, то нас з грунту зожене и с хыжы выжене. Ей, бо то немилосердный чловек. Он и жену свою загнал до гробу, а тепер панове му дали таке право в селі, што робит, што лем хоче з бідным народом. Жебы ся люде ненавиділи, то нову віру запровадил до села и нового попа на их голову спровадил . . . (Бере бандуркы скрептати) И то няньови приде таке до головы, жебы мя выдати за такого чловека. Та ци не ліпше уж умерти, як ити на такы мукы, за старого шолтыса? А ту грозит, же як за него не пиду, то нас з грунту зожене. Ци уж на світі ниякой справедливости ніт? . . (Втерат очы) Так на світі жыти не годен, як нам кажут жыти. Мі милый Ваньо от дітинства, а тепер мі кажут за старого шолтыса ити. Ци они можут моим жытьом так роспоряджати? Ци они мают право так мі світ завязувати, таком несчестливом на ціле жытя робити?

Ваньо: Но, Ганю, не мают права! Никто не має права нас несчастныма робити. Бо они не лем тебе хотят несчестном зробити, але и мене. И мы ся не даме Ганю . . .

Ганя: Та нас з грунту зоженут.

Ваньо: А мы ся не даме зогнати.

Ганя: Корову нам заберут.

Ваньо: А мы не даме забрати.

Ганя: Добри ти так жартувати, але они придут и заберут, бо у них сила . . .

Ваньо: У нас векша сила, Ганю. У нас така сила, што никто тоту силу пресилити не може. И наша сила росне, а их сила слабне. Лем нам треба почути тоту свою силу, повірити в ню.

Ганя (обнимат го и цілує): Як ты мя, Ваню, потішыл, што аж мі лекше стало. Уж мя ани на плач не зберат.

Ваньо: И най тя не зберат на плач, бо як тя ищы на плач зберат, то ты не віриш в нашу силу.

Ганя: Як тебе вижу, то зараз вірю, а як вижу, або подумам о шолтысу, то трачу тоту віру, бо он має за собом панов зо жандармами. А як подумам, што народ темный, поділеный на дві віры, колотится, ненавидится, то цілком трачу віру в нашу силу.

Ваньо: Наша віра найсильнійша, Ганю, бо то правда и она мусит побідити. (Чути стук за дверями)

Ганя: Здаєся, няньо пришли. Будут на нас кричати.

Ваньо: Я их улагоджу.

Гриц (Стає в дверях зо сокыром): А то што зас? Кельо раз, дівко, я ти повідал, жебыс Ваня до хыж не пущала. Я не хочу видіти в свойой хыжы большевика!

Ваньо: Нонашку! Та я моцнійший от Гані. Она мене нияк не хотіла пустити, але я насилу вліз. И я, нонашку, не до Гані ту пришол, але до вас. Я думал, же вы дома. Я на Ганю ани не смотрю . . .

Гриц (кладе сокыру до кута): А што-ж хочеш от мене?

Ваньо: Завтра я мам час, а кониско тыж буде стоял, то я бы поіхал з вами до ліса. Знам о єдной сухой яличкі на Кошарисках, та бы зме привезли, бо знам, же дров не мате.

Гриц (драплеся по голові): Знаш, Ваню ты бы не был злый хлопчыско, як быс так не был большевик, лем тримался старой, русской віры православной.

Ваньо: Ей, нонашку, нонашку! Вы так тых большевиков не любите, а вы сами большевик . . .

Гриц: Што? Я большевик? Я православный з діда прадіда, я ниякой новой віры не признаю!

Ваньо: Та то не віра, нонашку, а правда. Хоц вы и православный, а вы большевик!

Гриц: Николи я большевиком не был, ани не буду.

Ваньо: Вы, нонашку, родилися большевиком.

Гриц: Не плет!

Ваньо: Я не плету, а святу правду бесідую . . .

Гриц: Та як?

Ваньо: А так, нонашку: На світі всі люде ділятся на “большевиков” и “меншевиков”. Большевиков єст больше, а меншевиков менше. Но якых людей, нонашку, єст больше?

Гриц: Православных єст больше.

Ваньо: Але где там! Католиков больше, а поганов ищы больше!

Гриц: Руснаков єст больше, а поляков менше.

Ваньо: А чайнов буде дас три раз больше, як руснаков и поляков разом. Зле ділите, нонашку. Берте вшыткых людей на світі и старайтеся поділити лем на дві части. Подумайте, нонашку, як поділите.

Гриц (драпеся за ухом): Богаты и бідны . . .

Ваньо: Тепер сте згадали, нонашку. А котрых больше?

Гриц: Та бідных.

Ваньо: А котрых менше?

Гриц: Та Богатых . . .

Ганя: Но, преці . . . (В часі их бесіды Ганя занята свойом роботом, але прислухуєся уважно)

Ваньо: А до котрых вы, нонашку, належыте, до бідных, ци до богатых?

Гриц: Та до бідных.

Ваньо: Та вам выходит, нонашку, же вы большевик . . .

Гриц: Боже заваруй! Я русский, православный! Ниякой новой віры я не узнаю!

Ваньо: Нонашку, та то не віра, а правда!

Гриц: Але тото тыж правда, што большевикы вшытко берут.

Ваньо: Кому берут? Сами собі берут? Берут вшытко богатым для бідных, отберают тото богатым, што богачы несправедливо взяли бідным. Ци вам, нонашку, большевикы взяли, што уж мало вам остало? Гнеска-завтра решту вам заберут.

Гриц: Правда, же заберут. Але и вам тыж заберут.

Ваньо: Вшыткым нам заберут и вшытко нам заберут, бо то люде ненасытны.

Гриц: Жебы бог дал войну, то може бы ся поправило.

Ваньо: Бог не дає войну. Войну они робят, бо як нам вшытко заберут, уж в свойой державі не мают што брати, то глядают в другых державах, бо они мусят дакому брати. То их натура.

Гриц: То ты таку віру маш?

Ваньо: То не віра, нонашку, а правда.

(Входят с отпустовыма тлумаками, босо, черевикы в руках)

Варвара: Вечеря готова, дівусь?

Параска: Дай боже добрый вечер. (До Ваня): А ты ту што робиш?

Ваньо: Чекам, мамо за вами. Я знал, же ту вступите.

(Варвара и Параска знимают тлумачкы, кладут на столі, а сами тяжко сідают на лавку и отдыхают)

Варвара: Ой, але єм змучена, як бы мя дахто збил. Подай-ле Ганю, воды. (Ганя подає воду)

Параска: (Смотрит и обзырят завитый великий палец на нозі): Так єм о камин собі палец збила, што аж мі пазур зліз.

Ваньо: Боже приймий . . .

Параска: Не роб собі смішкы!

Варвара: Але, кумо, не пожалуєте, бо сте виділи нового, нашого лемковского бискупа и пана старосту, а тельо єгомосців я ищы нигде на отпусті не виділа, як тепер в Высові. И старшы и молодшы.

Параска: Та оно правда, хоцбы лем бискупа видіти, то ся оплатило. Пристойна особа. Повідают, же ищы не цілый бискуп, але зато шапку и палицю має тоту саму, што и правдивый.

Гриц: Хоцбы яку шапку и палицю мал, то он не правдивый епископ, бо не православный. Епископ мусит носити бороду и долгы волосы, як Христос и святы апостолы.

Варвара: Не отзывайся, бо не розумієш, што плетеш. Хотіли сте з бородом попа, та мате, а мы з бородом не хочеме, а голеного хочеме. И мы маме уж и бискупа, а вы не мате.

Гриц: И мы будеме мати, бо уж нам обіцяли з Варшавы.

Ваньо: Та уж нам втовды буде добри.

Варвара: Кумо, тому вашому Ваньови не пред добрым. Та то чыстый большевик! Не дармо то так тот грубый єгомосць кричал против большевицкой заразы!

Ваньо: А барз кричал?

Варвара: Так кричал, што аж з него текло! Кричал, же большевикы пануют в России и вшытко людям заберают, же не лем людям уж вшытко зіли, але тепер зачали уж людей істи. Народ мре, як мухы, з голоду, 10 миллионов уж з голоду вымерло.

Ваньо: А вы тому вшыткому вірите?

Параска: Та як не вірити, коли то духовна особа бесідує. Духовна особа не може неправду бесідувати.

Гриц: О, католицкы духовникы, почавше от папы, вшыткы цигане, але православны правду лем бесідуют. И тото, што до того голоду в России, то мусит правда быти, бо и наш кричыт.

Варвара: Ей, ваш нич не зна, тоты православны ани такой высокой школы не мают, як нашы. Нашы вшытко знают.

Гриц: Ліпше знают грошы брати . . .

Варвара: И вашы никому не дают, лем берут.

Ваньо: Зато вас пред большевиками стережут.

Гриц: Знате што? Ваньо мі ту выпровадил, же мы вшыткы большевикы . . .

Ваньо: Правда, лем того сами не знаме. Вшыткы бідны люде належат до єдной партии, до бідной партии, а же бідных єст велика масса, больше, то зато большевикы. Богачов и их агентов, кучка, а им належат богатства світа. И зато они так кричат против большевиков, а стараются розбити народ на партии и віры, жебы не познал свою силу.

Варвара: Шкода твойой пары, Ваню, бо ты мене на свою віру не перевернеш. Мене старый на свою віру превернути не може, хоц все ся зомном сварит. Яком єм ся родила, таком умру!

Гриц: Та кто ся веце сварит?

Ваньо: Бо то правда! Та сте ся родили маленка, не бесідували сте, а тепер сте уж велика и каждого прекричыте. И я вас не хочу ниякой новой віры учыти, лем правду выложыти.

Параска: Сховай собі свою правду для такых як ты. Нас розума не будеш учыти. Пребачте му кумо, бо сам не зна, што плете. (Встає) Я пиду, бо треба тыж даяку вечерю варити, а дівкы не мам. Вам добри, же мате дівку.

Ганя: Мамо, а мы соли не маме. Не могли сте по дорозі принести?

Варвара: Та я овіченкы о соли забыла.

Ганя: Та дайте центы, та я полечу.

Варвара: Та-ж я дітино з отпусту пришла, та где бы-м центы взяла.

Ваньо: Ты не знаш, Ганю, што люде лем на отпуст центы несут, а з отпусту несут попы и дзяды центы, а люде идут без цента с покутом. Вы певно там покуту в тых тлумаках принесли? (Вшыткы смотрят на тлумачкы, Ваньо пахат) Смолы чути. Гей, та може уж вам смолу казали пити. Привыкати вам певно казали. (Розвиват) Смеречына, фляшка. Чый то тлумачок, ваш мамо, ци ваш нонашко?

Параска: Полож тото, то не на твои сміхы. Смеречына с того смерека, што ся Матка Боска объявила, а вода с под того каменя, што тота побожна жена сідила, што “объявление” виділа.

Гриц: Я тому не вірю, жебы ся католикам Матер Божа объявила. То вшытко циганство! Лем православным може объявитися чудо, а не католикам.

Варвара: Брешеш, бо католикы всяди наоколо мают объявліня: На Кальварии, в Ченстохові, в Кобылянці, а мы руснакы маме в Высові, в Чырчу, Луцині, в Червеном Броді.

Гриц: А мы, православны, мали зме великы чуда в Києві и в Почаєві. А ту маме во Владимирові и Тыляві. В Тыляві будут монастыр будувати.

Варвара: То вашы бородаты лем выдумуют.

Ваньо: И католикы выдумуют, нонашко. И тота ваша смеречына и вода ошуство.

Параска: Сыну, не ображай бога! Тоту смеречыну мы купили от побожного чловека. На бога ся заклял, же то с того смеречка, што Матка боска ся объявила. А воду зме брали у той самой побожной жены, што виділа объявление. Она на вшытко помагат.

Ваньо: И на голод? Жебы хоц солена была, то бы сте бандуркы в ней зварили.

Варвара: Правду тот грубый єгомосць кричали на казаню, што віра упадат, што скоро буде конец світа.

Ваньо (до себе): Для них барз скоро буде, уж го видно. Сами го приближают.

Параска: (збератся, бере тлумачок под пазуху) Та я уж пиду до хыж.

Варвара: Не понагляйтеся так, кумо. И я скочу з вами, кус той соли мі дате.

Параска: Але наша лем така з глином, што зме от паньства достали по градобитю. Крушечок вам дам.

Ваньо (шепче з Ганьом в куті)

Параска: Под до хыж, Ваню! Не псуй дівча, то не твоя пара.

Варвара: Правду мате, кумо. Ганя уж має свою пару.

Параска: И я йому пару найду.

Ваньо: Не траптеся, мамо, я уж нашол.

Гриц: Та як, Ваню? Идеме завтра до ліса?

Ваньо: Идеме, нонашку. Выбрусте собі сокыру.

Параска: Та подте-же, кумо, та вам дам той соли крушок. Будте здоровы, куме и ты Ганю. (Выходят обі. Ваньо ищы хвильку бесідує тихо з Ганьом, потом иде ку дверям)

Ваньо: Та я иду, нонашку, а завтра рано, по вчасным сніданю, чекайте мя на выгоні. А берте даяку мериндю. Лем не тоту смеречыну, што нонашка на отпусті купили, бо в лісі смеречыны дост! Будте зроровы! (Выходит)

(Гриц бере сокыру с кута и глядат пильника або дурбака. Ганя скрепче ищы бандуркы. Змеркатся)

Гриц: Ганю!

Ганя: Што няню?

Гриц: Засвіт.

Ганя: Нема нафты, няню.

Гриц: Може ищы дакус єст на дні.

Ганя: Гнот короткий, не достане.

Гриц: Треба подляти воды.

Ганя (бере лямпу, без шкла, откручат, подливат воды): Мате сірник, няню?

Гриц (глядат в кышинці): Мам єден. Дай ножа, треба розділити, жебы было чым рано огня зробити. (ділит сірник на два, половинку креше и засвічат, нашол пильник, сідат и острит сокыру)

Гриц (по хвили): Ганю!

Ганя: Што, няню?

Гриц: Повідал мі шолтыс, же ту гнеска зайде.

Ганя: Зачым, няню?

Гриц: Не удавай глупу! Таж ты добри знаш, зачым. Хоче оповіди. Повідал, же му треба роботниці.

Ганя (с плачом): И мали бы сте милосердия, няню, мене за такого старого вырковака выдавати? Та жебы то хоц даякий чловек зо сердцом был, але то цілый мучытель Таж вы знате, што небожку Матрону он лем так додусил. Она бы могла ищы жыти, як бы єй так все не бил.

Гриц: Я тото знам, Ганю, але мы другого ратунку не маме. Ты знаш, што зме му центы должны, то он нас с хыжы выжене и з грунту зожене, а як ся завозме, то и зо села выжене, бо он шолтыс. Што хоче, то робит. Таку має владзу.

Ганя (плаче): Няню, я не можу, ліпше смерт, як такы мукы. 3 грунту не лем вас зганяют, але и другых біднійшых газдов, вшытко заберают, а так долго быти не може. Народ буде боронитися, боротися за жытя.

Гриц: Ого, уж ту Ваньова робота! (остро) Ты може уж тыж большевичка, дівусь?

Ганя: Я така, няню, як вшыткы молоды люде! Мы не будеме терпіти такой несправедливости, як вы терпите. Мы будеме боротися, бо так жыти, як вы жыєте, мы молоды уж не хочеме. Ліпше умерти.

Гриц: Ей, Ганю, Ганю! Та ци ты не видиш, яка у них сила: Жандармы, войско. Што мы можеме зробити?

Ганя: Наша сила векша, бо нас веце! Ци не ганьба нам, жебы такий єден шолтыс робил с цілым селом, лем што сам хоче?

Гриц: Бог каже терпіти. Терпен, спасен.

Ганя: То их наука, штобы могли нас мучыти и выкорыстувати.

Гриц: Ганю, та не боишся бога? Та якбы то мати чула, та бы тя забила за таку бесіду.

Ганя: Бог нам нич не робит, ниякого зла, бог вас, няню, не секвеструє, нич вам не бере, та чого же бога ту мішати? Бог той біді невинуватый, котру мы терпиме. Же то вы, няню, того порозуміти не можете, же они богом закрывают свои злы учынкы, кривды, якы робят бідному народу.

Гриц: Може бы ты шолтысови тото выяснила.

Ганя: Шолтыс тото, няню, розуміє сам, але йому ліпше жыти, коли люде так розуміют, як вы розумієте. Шолтысови ніт што чудуватися, што он триматся старого порядку и обычаю, бо шолтыс богач, але вам, няню, треба чудуватися.

Гриц: Ты, дівусь, уж мене не научыш того нового порядку и обычаю.

Ганя: Я знам, што я вас не научу, але вас научыт шолтыс и екзекутор, няню. Они вас научат инакше думати.

Гриц: (остро): Уж дост той бесіды, Ганю. Тепер ты послухай мене: Як приде шолтыс, то не показуй ниякых злости, не дуйся, а привитай го, як ся належыт. И роздумай добри: Коли выйдеш за него, то и сама будеш богачка и нас выбавиш з біды. Та ты знаш, же соли ніт зашто купити, засвітити ніт чым, податкы не заплачены, на грунті шолтыс заинтабулюваный, процент не заплаченый. Ниякого другого выходу ніт, лем тот єден, як ты выйдеш за него. Розумієш ты тото, ци не розумієш?

Ганя: Розумію, няню, што вы хочете спасати своє жытя моим жытьом. Вы хочете мене продати шолтысови на повольны мукы, жебы вы могли ищы жыти. Но я не думам, няню, што шолтыс вам дашто поможе, бо то уж його така натура пажерна, што никому не поможе, а с каждого лем хоче здерти. И я думам, няню, што оно ліпше для мене и для вас буде, коли мы разом будеме боротися против такых пажерных людей як шолтыс, против кровопийців бідного народа . . .

Шолтыс (подпитый): Слава Исусу Христу!

Гриц: (встає, кладе сокыру, кланятся низко): Слава на вікы! Витайте, дорогий гостю, витайте! Прошу сідайте (втерат долоньом лавку, где шолтыс має сісти)

Шолтыс: (сідат, позерат на Ганю) Вечеря, Ганцю, готова?

Ганя: (не смотрит на него, занята свойом роботом) Ищы ні, але буде.

Шолтыс: Што ся так бочыш на мене? Не маш што варити? Я тому не винен. Не старайся, у мене єст дост што варити. (встає, подходит до ней, хоче взяти за бороду) Знаш, Ганцю, я тя барз рад мам.

Ганя: Не барз мя тото тішыт. (Посмотріла зло на него и вышла в другу комнату)

Гриц: Пребачте, пане шолтыс, молоде, та ищы доброго розума ніт . . .

Шолтыс: О, та я не мам страху! Я єй розума научу. Ха, ха, ха! Я каждого, кто нема розума, научу розума. Я нато майстер. А розум мам. Якбым не мал розума, то бы мя шолтысом не зробили и не дали бы мі владзу в селі. И вас, Грицу, яко будущого свого тестя, поучу розума, дам вам добру пересторогу.

Гриц (цілый час смиренно стоит. Кланятся): Барз вам буду вдячный, пане шолтыс . . .

Шолтыс: И будете мати зашто, лем послухайте: Коли я ту ишол, то я виділ, што от вас ишол Ваньо Пастырнак. Был у вас Ваньо?

Гриц: Та был.

Шолтыс: Заходит до вас?

Гриц: Заходит часом, як мене дома ніт, як я дома, то го жену.

Шолтыс: Так, так. Може и гнеска сте го выгнали? Не виділ я, жебы от вас втікал. Так знайте, Грицу, што Ваньо крыминальник, большевик, бунтатор против паньства польского. Знайте, што за Ваньом слідит паньствова полиция и леда день го арештує и вшыткых з його шайкы. Я, Грицу, яко будущий ваш зят, хочу вам добри: Не пущайте Ваня близко свого обыстя, женте, як встеклого пса, поламте му ноты, забийте го, а ниякой кары не достанете. Такий Ваньо небеспечный чловек. Я мам приказ смотріти, где Ваньо заходит, с кым бесідує. Як он ищы не злапаный, то лем зато, бо хотят отразу цілу большевицку шайку злапати. А знате, кто уж в той шайкі записаный?

Гриц: Та може я?

Шолтыс: Но, вы ищы ніт. Видят вшыткы, што вы православный человік, трудитеся коло часовні за дармо, слухате священника. Але (тихо) Ваша Ганя . . .

Гриц: (перестрашенй) Ганя?

Шолтыс: Так, Грицу. Вы собі не думайте, што я барз о Ганю стою. Правда, роботна дівка и шумна, але што буде клопоту, покаль з ней выжену тоту большевицку заразу и научу розума, то сами знате. А лем тото єй може снасти, як я ся з ньом оженю. Так, Грицу. Молоды бунтуются против старшых и против паньства польского, а Ваньо и Ганя лідере.

Гриц: Боже, боже, до чого то доходит. . .

Шолтыс: Ту “боже-боже" нич не поможе, а треба зламати молодых, хоцбы мали вшыткы в крыминалі згнити. А паньство з нами.

Варвара (входит зо сольом в порцийці, кланятся низко и обнимат за ногы Шолтыса) Витайте, пане шолтыс.

Шолтыс: За сольом сте ходили? Та преця вам паньство дало по градобитю.

Варвара: Та нам дали на половину з глином, уж рок тому, та кус корові, кус собі, знате, же иншой омасты не маме. Бодай уж, як тяжко бідному чловеку на світі жыти, ани му в ночы не дадут спокою. До Пастырнака пришол тепер екзекутор з двома жандармами и секвеструют го за податкы.

Шолтыс: Я знам о тым. В селі нич не може статися без відомости шолтыса. Не лем Пастернака секвеструют, але пятьох зме гнеска секвестрували.

Варвара: Та як люде будут жыти?

Шолтыс: Перше паньство, а так люде. Паньству мусится дати, што ся му належыт и што му треба. Як треба, то паньству треба отдати вшытко, не лем маєток, а свою кров и жытя.

Варвара: А мы от паньства зато соли з глином достанеме, але перше нас град мусит выбити.

Шолтыс: Ей, Варваро, не бесідуйте так, бо то против паньства.

Варвара: Пребачте мі, пане шолтыс, але што мы будеме робити, як нам паньство вшытко забере?

Шолтыс: Треба было робити так, як я робил, жебы сте мали и паньству дати с чого и для себе жебы вам остало. Я даю паньству, што ся му от мене належыт и сам мам дост.

Варвара: Та каждый шолтысом не може быти, ани в селі тельо поля ніт, жебы для каждого было тельо, як вашого.

Гриц: Дале, стара покий! Так бог хоче и так єст, як он хоче.

Шолтыс: Вы, Груцу, сте наймудріший дома. Вашой Варварі тыж ся штоси в голові мішат. Як бы так молодша, та ищы бым подумал, што до той большевицкой банды належыт.

Варвара: Ой, Боже мя заваруй!

Шолтыс: Та то лем большевикы так бесідуют!

Варвара: Та бо повідате, же большевикы вшытко заберают, та тото паньство мусит якесе большевицке быти, што нам вшытко бере.

Гриц: Варвар, не бесідуй так!

Шолтыс: (позерат на фляшку на столі): Ба, та у вас ищы не така біда, як фляшка на столі.

Варвара: Може ся пане налєте? То на вшытко помагат, то высовска, чудесна вода, с под того каменя, што тота жена благословенна сідила, што ся єй матка боска объявила . . .

Шолтыс: Ха, ха, ха! А тота смеречына може с того смерека, на котрым ся Матка боска объявила?

Варвара: С того самого, пане!

Шолтыс: Ха, ха, ха! Та лем ічте, и пийте, боже вам прежегнай! Ха, ха, ха!

Варвара: Вы ся не смійте, пане шолтыс, бо и пан староста пили . . .

Шолтыс (змішаный): Пан староста были на отпусті в Высові?

Варвара: Были и тоту воду пили. И як для пана старосты тота вода помочна, то и для вас мусит быти помочна.

Шолтыс: Правду мате, Варвар. Дайте мі кусцьок. (пє с фляшкы)

Варвара: Пийте веце, пане шолтыс.

Шолтыс: Дост буде Добра вода, хоц тепла. Так по жылах ся розышла, аж ся молодший чую.

Варвара: А видите, а сте ся сміяли.

Гриц: Та вы, пане шолтыс, православный, а в высовску воду вірите.

Шолтыс: Як пан староста вірят, то и я мушу вірити. Знате, Грицу, треба буде пана старосту и на посвячыня нашой православной часовні просити.

Гриц: Та пан староста католик.

Шолтыс: То нич не шкодит. Грабя тыж католик, а нам дерево зо свого, ліса на православну часовню дарувал.

Гриц: Штоси то не так тоты панове вірят, як мы, хлопи. И до Высовы на отпуст ходят, и на посвячыня православной часовні. И в католицкы чуда вірят и в православны, єдну и другу воду пют.

Шолтыс: Дайме покий с панами, они знают, што робят, а мы, Грицу и Варвар, побесідуйме о нашой справі. Вы уж знате, чого я ту пришол. Вы знате, што я другий раз уж повдовіл, а без жены не можу газдувати, газдовство велике, на челядника опуститися не мож, а я занятый паньствовыма справами. Ваша Ганя дівка добра и працовита. Правда, кус збаламучена, але я из ней тото выжену. Вы знате, як стоите, знате добри, же не лем податку сте не заплатили, але мі сте должны и проценту не платите. Я подал скаргу. Але затримам екзекуцию и почкам вас ищы, як мі дате Ганю. Повічте, зато я ту пришол, ци мам выслати сватов, бо я хочу якнайскорше, без ниякого торгу. Вяна от вас не хочу, ищы вас почкам о долг. Повічте мі, ци прислати сватов.

Гриц: Велика то честь для нас бідных, пане шолтыс (кланятся), але не знам, што Ганя повіст.

Варвара: (кланятся) И я пане шолтыс, барз бы рада, але не знам, ци з Ганьом порадиме.

Шолтыс: Та який-же вы отец и яка вы мати? Хотіл бы я видіти, жебы моя дівка мене не послухала! Та я бы з ней скору за жыва знял!

Ганя (входит): 3 мене вы скору не будете знимати, пане шолтыс!

Гриц и Варвара: (летят ку Гані) Ганю, тихо. 

Шолтыс: Дебы я с тебе скору знимал! Я ту за тобом пришол, бо тя рад мам, зазулько. (Подходит до ней) Ты знаш, Ганю, што я овдовіл, ніт кому газдувати, я занятый паньствовыма справами и треба мі газдыні, доброй газдыні. А я знам, што с тебе буде мудра газдыня, не заганьбюся тобом, ци приде пан екзекутор, ци пан комендант, ци пан комисар. Ты знаш, же до мене лем панове ходят. (хоче єй обняти)

Ганя: (отпыхат) Та як лем самы панове до вас ходят, та чом вам даяку паню не приведут? Я думам, же и тота старша попадянка бы за вас рада выйти?

Шолтыс: Ха, ха, ха! Та што з ней за роботниця буде?

Ганя: Та вы преця пан, та вам не выходит на роботниці женитися! С панами все ходите, с панами тримате, то мусите мати паню. Я вам скажу наперед, што я панов не рада мам и лем бы сте зо мном клопоты мали.

Шолтыс: Я тя вшыткого научу, Ганю. И панов тя научу любити.

Ганя: Того уж мене не научыте, бо я хлопского, бідного роду, и при хлопах остану аж до смерти и с такыма панскыма вытерачами як вы не хочу нич мати.

Гриц (престрашеный): Ганю! Што ты бесідуєш!

Ганя: Лем правду.

Шолтыс: (злый, грозит): Пожалуєш ты той правды!

Ганя: Ищы єм не ваша жена, жебы сте з мя скору дерли.

Гриц: (обнимат шолтыса за ногы) Пребачте, пане, бо то молоде и глупе.

Варвара: (так само) Пребачте за єй невыправный язык, пане!

Шолтыс: Пребачыти? Ха, ха, ха! Пребачыня просят! Най она просит! Прикажте єй, як сте єй родиче! Най она мя обыйме за ногы, най просит пребачыня! А як ніт, то вас, дзяды, жебрацке насіня, выжену с хыжы, зожену з грунту, выжену зо села, до крыминалу дам! Мам владзу, ци не мам? Як вы Грицу думате? Мам владзу?

Гриц: (покорно) Мате пане . . .

Шолтыс: (до Варвары) Шолтыс я, Варвар, ци не шолтыс?

Варвара: (покорно) Шолтыс, пане.

Шолтыс: Значыт, я чловек паньствовы! Як вы мене зневажате, то зневажате паньство польске! Правду я повідам, ци не правду? Повічте Грицу и Варвар, правду повідам, ци не правду?

Гриц и Варвара: Правду, пане.

Шолтыс: А правда, што я найбогатший в селі газда, ци не правда?

Гриц и Варвара: Правда, пане.

Шолтыс: Так значыт, я за правду стою, а вы против правды и паньства идете. Вы сте дівку на большевичку выховали. Я мал милосердя над вами, хотіл вам помочы, а вы сте мя зневажыли. Така смаркуля (показує на Ганю) сміє мене зневажыти.

Ганя (зрыватся): А ты старый выркуваку, пянюго, паньский вытерачу! Заберайся с хыжы, бо ти кропом очы выпарю!

Шолтыс (оглупіл): Га? Я урядник паньства польского!

Ганя (выпыхат го за двери): Та заберайся до того паньства польского. Мы ту бідны хлопи.

Гриц (з роспачом): Ганю, што ты наробила!

Варвара (плаче): Што мы тепер будеме робити?

Шолтыс: (Выставлят голову зоза двери и грозит) Я вам повім, што будете робити: Ты Грицу и ты Варвар, пидете с торбами, але даде гет по світу, бо в селі вам не позволю. На то я шолтыс! А ты большевичко згниєш в крыминалі!

Ганя (мече до него дровном): Смот, жебыс ты не згнил!

Гриц: Ой, Ганю, Ганю, што ты наробила! (заламує рукы)

Варвара: (плаче) Доховаламся дівкы, што мя тепер по жебраню жене! Ой, боже мий боже!

Ганя: Я вас, мамо, не выганям, лем шолтыс и паньство польске, а я вас буду боронити.

Варвара: О, ты нас оборониш! Виділа я, як ты знаш боронити! Єдна оборона для нас была, як быс вышла за шолтыса, а ты го одогнала! Ой боже, мий боже, што я буду робити? (плаче) Ой ой, ой . . . Сердце мі пукне! Грицу, ратуй . . .

Гриц (подає высовску воду): На, Варвар, напийся. Повідаш, же она на вшытко помагат . . .

Варвара (пє): Ой, ой, ой. (триматся за сердце)

Гриц: Не помогло?

Варвара: Не помогло. (триматся за сердце)

Гриц: Я знал, же католицка не поможе. Жебы так православна, то бы помогла. Под до издебкы, ляж собі, отпочный на постели, оно ти прейде. (Провадит Варвару в другу комнату)

Ганя: Тепер уж знам, што буде. Секвестратор ходит по селі. Шолтыс го приведе и посеквеструют и заберут нам вшытко. Остатню тоту корову нам заберут, може ищы гнеска нас выженут с хыжы. Сама я нич не зроблю. Жебы хоц Ваньо пришол.

Ваньо (входит): Ту єм!

Ганя (летит до него): Ваню! Был ту шолтыс и я го выгнала с хыжы и загрозил нам, же нас с хыжы выжене, може ищы гнеска, в ночы.

Ваньо: Я уж знам вшытко, Ганю. Уж ся зберают до вас. Нам взяли коня за податок, Гарасимови корову, Петрови свиню, а старой Матроні, што на вымові, взяли перину и дві остатні куры. Вшытко зносят до шолтыса. Уж ся змовили до вас ити: Шолтыс, екзекутор и два жандармы. Але ты ся нич не бий, бо мы уж маме плян. И силу, Ганю, маме, таку силу, што их вшыткых полапаме и вшытко им отбереме. Народ ся рушат, не лем наше село, але и другы села. Не лем руснакы, але и поляки, не лем по селах, але и по містах. Мы маме відомости, пишут польскы гуралі, што нам придут на помоч. По містах штрайкы, уж панам бракує крыминалов.

Ганя: Ваню! (плаче)

Ваньо: Што, Ганю? Чом плачеш?

Ганя: А як ты пропадеш? Як тебе хватят, та што я буду робити?

Ваньо: (обнимат єй) Тото, Ганю, не думай. Як мене хватят, то ты останеш и миллионы такых як я и ты. Кто хоче боротися, то не може страхатися. Треба лем о том думати, як мы их полапаме. А мы их полапаме, вшыткых панов и их шпицлов, вшыткых шпицлов панскых полапаме. И шолтыса достанеме в свои рукы.

Гриц (входит): А ты, несчестнику, зас ту? Бодай быс ногы поламал, за нашу кривду! Выносиш ся мі с хыжы? (бере дровно на него)

Ваньо: Нонашку, не горячтеся, вшытко буде добри. А тото дровно, што сте на мене взяли, тримайте на екзекутора и шолтыса, бо ту зараз мают прити. (отходит)

Гриц: А ты чом за ним не идеш? Марш мі с хыжы!

Ганя: Почкайте ищы кус, няню, може ся вам придам.

Гриц: О, ты ся нам добри придала! Придаласся мамі. Лежыт там ледво жыва, може до рана не дочекат. (Позерат на выгляд) Уж сут на оборі, корову зо стайні выводят! (летит до дверей, в дверях стає жандарм)

Жандарм: Гриц Біда?

Гриц: Так, пане . . .

Жандарм: А то ваша цурка, Ганя?

Гриц: Так, пане.

Жандарм: Єй шукам. Хоць ту.

Ганя: Што вам от мене треба?

Жандарм: Рончкі проше. (Вынимат с торбы кайданы и кує Ганю).

Шолтыс (входит з екзекутором): Трафила коса на камин! Ха, ха, ха! Ганцю, дзецко ростомилене, та якже ся чуєш в тых обручках. А я тя ищы рад мам, як бы-с так красні попросила, препросила. (хоче єй обняти).

Ганя (плює му в очы): На, маш, паскудо!

Шолтыс: (копнул до ней) Гадина! (обертатся) Пане екзекутор, робте свою роботу.

Екзекутор (вынимат документ и чытат): В имєню паньства польскего, жечы посполітей польскей, пжепровадзам екзекуциє за податек: Паньствовы, воєвудзкі, повятовы, гминны: податек грунтовы, доходовы, домовы, даховы, от кровы и гадзіны, от стодолы и пєжыны и другой пжыналєжносці и власносці. (Позерат наоколо, што видит, вшытко бере и складат на купу и записує. Шолтыс помагат зберати. Жандарм стоит при дверях, не рушатся)

Шолтыс: Сокыра, пане, дост добра, я єй купю.

Екзекутор: И сєкиру возмеме. (Видит на столі фляшку) А то цо? Вудка? Везьнємы и вудке.

Шолтыс: То не вудка, то высовска чудотворна вода!

Екзекутор: Ха, ха, ха! То им оставиме.

Шолтыс: Ха, ха, ха! А тепер зайдеме до другой хыжы, пане. (Шолтыс з екзекутором выходят в другу комнату. По хвили тягнут перину, шолтыс и екзекутор за єден конец, а Варвара тримат за другий конец)

Варвара: Вы ничгоды, бетяре, та мі перину хочете взяти? Та як без перины буду спати? Грицу, ноле мі помож!

Гриц (лапат за перину): Пусте перину, моя стара не може спати без перины! Я перину не дам! (хватат за сокыру. Чути шум на дворі. Шолтыс и екзекутор пускают Варварі перину. В дверях стає Ваньо с карабином, за ним другы)

Попередны, Ваньо и гурма (вооружены кто чым)

Ваньо: Ани ся руш, стрылям! (бере от жандарма оружие, дає єдному за собом)

Шолтыс: Што то? бунт против паньства?

Ваньо: И против такых шолтысов, як ты! (до жандарма) Роскуй дівча.

Жандарм: 3 охотом! (роскуват Ганю)

Ваньо: Надій тоты зарукавкы шолтысови.

Жандарм: Я великом охотом! (кує шолтыса)

Ваньо (до жанд.): Чом с таком охотом?

Жандарм: Бо тот шолтыс шпицель и доносчик на робочий народ. Ту його доносы. (Выберат с торбы папери и дає Ваньови)

Ваньо: А ты кто?

Жандарм: Сын бідного народа, сын заробника и кривда бідного народа мя болит  . . .

Ваньо (до гурмы): Можеме му вірити?

Гурма: Ніт!

Ваньо: А може он наш приятель?

1. Голос: А може?

2. Голос: Може и наш?

Ваньо: Знате, як мы зробиме? Забереме му вшытко, його оружие. Як он наш приятель, то и остане приятельом, а такых нам треба меж вояками. (До жандарма): Правду я мам?

Жандарм: Правду.

Ваньо: Отдаш свой мундур нам?

Жандарм: 3 охотом. Я достану другий, скажу, што большевикы з мене здерли и сам ледво ся вырвал, бо мя хотіли забити. (Знимат блюзу, шапку и отдає)

Ваньо: Добри ся справиш. А як придеш меж простых вояков, то им повіч, што мы не их врагы, а врагы панов, котры и их мучат и шлют на войну, убивати робочых и селян.

Жандарм: Я уж знам, як мам бесідувати.

Екзекутор (престрашено): И мене пусте, и я так зробє, и я вам отдам вшытко, што мам.

Ваньо: Тобі не віриме, бос барз престрашеный.

Гурма: Не віриме!

1. Голос: Зо шолтысом найліпшы камаратя были.

2. Голос: Дерли бідаков! Шпицлювали!

1. Голос: Смерт им! (Потрясают оружием)

Шолтыс (на колінах): Змилуйтеся! Майте милосердия!

1. Голос: Ты не мал милосердия над бідныма.

Екзекутор: Матко боска ченстоховска ратуй мє!

Гурма: Смерть им за нашы кривды!

Ваньо: Не так мы зробиме, братя товаришы! Мы их возмеме зо собом на суд народный и як суд осудит. Они будут добры заложникы за нашых братов, што попали в паньскы рукы. Смерт за смерт буде! Добри я гварю?

Гурма: Добри! Смерт за смерт!

Ваньо: А тепер, братя, вам повім барз радостны вісти: Уж двигатся бідный народ, як вселі, так в місті — и уж жадат грозно правды и справедливости! — Сила наша уж зачынат зо вшыткых стран рости! — Идут лемкы нам на помоч з далека и з близка — рушыли уж от Бардова, рушыли от Ліска — от Сянока уж тыж идут, с славного Лаборца! — Не лем лемкы ся рушыли, гуралі от Корца — прислали нам поздравиня, же податут руку — же они там тыж не можут знести паньскы мукы! — А в Земплині уж совіты, як тоже в Шаришу — взяли уж власть в свои рукы дротаре на Спишу! — Уж борются за свободу всі нашы повіты — за землю и справедливость, народны совіты! Ожыли нашы Карпаты, всі карпатороссы — лемкы, бойкы и гуцулы острят свои косы! — Братя нашы украинці идут разом з нами — згынула уж та ненавист, што была роками — и згыне она до чыста разом з богачами! — Бо мы, братя, всі єднакы на світ сотворены — всі єднако угнетены, єднако кривджены! — Днес встаєме вшыткы разом мучены народы, за наше право на жытя, за нашу свободу . . . Кто хоче остати рабом, най не иде з нами — най остає, най ся мучыт с паньскыма рабами! — А мы уж свободны люде, свободы хочеме — и лем як свободны люде до села вернеме! Ци добри я бесідую, братя товарищы — ци може кто против того має дашто ищы?!

Гурма: Добри, добри!

Гриц: И я з вами братя иду хоцбы на край світа — и я преця не за панов, але за совіты! — Слава богу мі сокыру екзекутор лишыл (бере сокыру и пробує остря) — выострена так як брытва, же аж єм ся втішыл. . ., А ты, Варвар, якже мыслиш? Ци тыж идеш з нами — ци останеш з высовском водом, та и с перинами?

Варвара: Або што? я пані?! Иду, на мой веру! — Перины лишам для панов, сама косу беру!

Ганя: Я иду з вами братя, и из дівчатами — за свободу идеме всі на борбу с панами!

Гурма: На борбу с панами! (потрясают оружием)

Ваньо: Идеме, братя, идеме, бо уже час нам ити — долше здирства, голоду, не в силі стерпіти! — Идеме за приміром нашых русскых братов — што уж давно зошмарили своих панов катов! — Заспівайме-же их пісню, што они співали — як даколи свою волю разом добывали: